Председатель «Деловой России» – о налоговых изменениях, ставках по кредитам и потенциале фондового рынка
На фоне стремительных перемен последних лет бизнес и его запросы стали еще более важным элементом государственной политики. Объединения, представляющие компании из различных секторов, заняли проактивную позицию и стараются донести свое мнение до властей по всем возможным каналам, в том числе и самого высшего порядка. В мае состоялась встреча Владимира Путина и членов ассоциации «Деловая Россия», на которой президент не только услышал, но и поддержал бизнес по многим вопросам. Например, по расширению порогов выручки для участвующих в эксперименте компаний общепита и установлению новых требований для возвращающегося иностранного бизнеса.
В интервью «Ведомостям» председатель «Деловой России» Алексей Репик рассказал, почему нужно сильнее снижать порог дохода для плательщиков НДС, о чем сигнализирует пробегающий по спинам инвесторов холодок и в бумаги каких госкомпаний стоит вкладывать. Свои подробные ответы на эти и другие вопросы он снабдил красочными метафорами.
– Я, как журналист, который пишет в основном по налоговой тематике, все свои интервью начинаю с вопроса про налоговую реформу, которая в этом году пробует себя в администрировании. Фиксируете ли вы сокращение дробления бизнеса, которое ставилось целью при принятии налоговых изменений? Или, наоборот, ситуация ухудшается в связи с введением нового порога в 60 млн руб. для уплаты НДС?
– Конечно, мы привыкли уже к такого рода вопросам, к этой проблематике. То, что вы назвали реформой, мы по-прежнему продолжаем называть «донастройка». Потому что реформа – это какие-то принципиальные изменения. Здесь же, мне кажется, производили корректировки, нацеленные на достижение ключевого элемента – удовлетворения запроса на справедливость со стороны граждан и общества, и такой его важной страты, как бизнес и предприниматели. На мой взгляд, сама по себе донастройка оказалась успешной, и я не вижу пока каких-то выраженных ярких проблем. Привело ли это к каким-то дополнительным дроблениям или нет, наверное, вопрос все-таки не по адресу. По ощущениям, изменения, напротив, должны сократить мотивацию к злоупотреблениям. В той непростой ситуации, где мы находимся, любое дробление, любой вывод, любая попытка сэкономить, обмануть, сжульничать потеряли оправдания.
Мне кажется, что те, кому все равно, уже подробились и уехали, а те, у кого система ценностей и координат другая, и не дробились. Исполнение реформы, помимо всего, должно исключить вероятность того, что «битый небитого везет» и опять добросовестные платят за всех, включая недобросовестных. В этом плане, мне кажется, стало лучше. То, что пороги [дохода для уплаты НДС] понизили, – мы за это бились, я честно скажу. Мы верим, что этот процесс будет продолжен. Считаем, что со временем мы их еще должны сократить вдвое, потом еще вдвое, и тогда уже дробиться будет возможно только каким-то диким сегментам бизнеса, которые по-другому будут жить.
Другое дело, что появились новые возможности применять льготы, выданные на одни цели, для злоупотреблений. Мы иногда радостно говорим, как у нас малый бизнес растет. Но надо смотреть, малый ли это бизнес или там просто большое количество самозанятых, которые, вместо того чтобы работать в рамках нормальных правил игры, внезапно просто ушли все на договоры гражданско-правового характера. И просто позволяют кому-то экономить средства, не платя социальные взносы и тем самым лишая нас возможности получить более качественную медицину, образование и т. д. Вот здесь есть еще над чем думать, и эта донастройка будет проводиться.
– Одно из ключевых положений донастройки налоговой системы, которое бизнес обсуждал с большой охотой и вовлекался в дискуссию максимально активно, – это федеральный инвестиционный налоговый вычет (ФИНВ).
– Так и есть.
– В ходе обсуждения законопроекта вы говорили, что ставка по налогу на прибыль может быть еще выше, чем предложил Минфин, но при условии, что параметры инвествычета действительно позволят инвестирующему бизнесу хорошо развиваться. В итоге действующий вариант ФИНВа, насколько понимаю, – это не совсем то, к чему стремился бизнес. При этом сейчас появилась наконец цифра по I кварталу. Бизнес заявил вычеты на 3 млрд руб. из 150 млрд руб. Видите ли вы в этом первый сигнал к тому, что настройки «перекручены»? Стоит ли расширять периметр? Или это, наоборот, сигнал к тому, что инструмент не эффективен, не востребован и его стоит вообще свернуть?
– Вопрос задан абсолютно корректно, кроме одного элемента. Вот это «не совсем получилось» я хочу переформулировать – «совсем не получилось». Честно говоря, я лично считаю, что то, о чем мы изначально договаривались, реализовано совершенно не в том формате, в каком мы предлагали.
Единственное, что хорошо, – это слышит и президент, и руководство правительства. Мы рассчитываем, что по результатам хотя бы первого полугодия сможем подойти к этому вопросу системно. Если мы говорим про отрасли и про количество проектов, которые соответствуют требованиям и критериям, то бог бы с ними. В конце концов, понятно, что крупная сырьевая компонента может одна выполнить все KPI единственным проектом. Просто для них есть другие инструменты. По идее, они тоже работают пока со скрипом. Я говорю про фабрику проектного финансирования. Чтобы она работала без скрипа, нужна более предсказуемая денежно-кредитная политика. Это позволит собрать ресурсы с рыночной экономики, с банков в нормальном режиме, докомпенсировать за счет государства и получить приемлемый уровень процентных платежей на весь период.
Для суперкрупных проектов ФИНВ, особенно когда мы говорим про сырьевые энергетические блоки, важен, но не так критичен. Там могут приниматься отдельные индивидуальные решения. Для предпринимателей, которые инвестируют в потребительские ниши, в блоки, связанные с замещением ушедших компаний, там, где требуется серьезная инвестпрограмма, закупка оборудования и где лаг между началом финансирования и запуском предприятия – не 5 месяцев и даже не 24, а 3–5 лет, ФИНВ нужен. Его надо распускать намного шире. Мы надеемся, что 2025 год станет годом настройки этого инструмента.
В целом, с учетом запредельной реальной процентной ставки – я имею в виду разницу ставки и инфляции, – мы можем себе позволить немножечко поэкспериментировать. В общем-то мы и ФИНВом слона из болота не вытянем: крокодил тянет сильнее.
– Это как раз тот вопрос, который я хотела задать следующим. С одной стороны, когда мы спрашиваем про ставку, мы понимаем, что адресат этого вопроса всего один. Но если задавать его вам, то хочется понять, каков условный психологический барьер для бизнеса по ключевой ставке?
– Я считаю, что те, кто говорит про психологический барьер, не умеют считать. Все говорят, что не понимают, что же будет дальше. Почему за стабилизацию условий корпоративного кредита тоже должны отвечать правительство и бюджет? У нас в бюджете есть другие задачи. Нам и так нужно ужиматься. Те, кто были пойманы в неудачный момент своего инвестцикла, на кого процентные платежи свалились неожиданно до того момента, как началась прибыль, – они еще и оказались пугалом для всех остальных. Глядя на них, все остальные тоже принимают решение повременить и сдвигают вправо свои проекты. Конечно, для нас предсказуемость денежно-кредитной политики важнее фактического размера ставки.
Мы понимаем, что все риски дюрации сейчас с финансовой системы ушли на предпринимателей. Почти все кредиты, которые мы получаем сегодня, – по плавающей ставке. Недавно озвучивалась цифра 70% (от всего объема выданных корпоративных кредитов выдается по плавающей ставке. – «Ведомости»). Мне кажется, больше. Может, этот показатель касается всего госбизнеса. Весь частный бизнес кредитуется по плавающей ставке «ключ плюс». И в этом плане все риски ее изменений на нас.
Какая будет ставка? Никто сказать четко, уверенно на берегу не может.
Если мы будем двигаться от классической модели нашего регулятора к китайской модели, где ставка практически неизменна и где объем денежной массы стабилизируется скорее антициклической надбавкой, ручным контролем за выдачей корпкредита, тогда будет больше тех [предпринимателей], кто посчитает и пойдет замещать выпадающие предложения на рынке долгосрочных инвестиционных инструментов. Если мы хотя бы поймем, почему ставка снижается резко, так же как резко растет, то это понятная экономически модель для нас. Например, мы видим сильное замедление инфляции в последние несколько месяцев, мы видим падение индекса цен производителей, мы видим такой сильный холодок не только по спинам инвесторов, но и в целом заметный в том числе и в потребительском спросе. Значит, сейчас будет резкое снижение.
Когда нам говорят коллеги и Центральный банк, что нужно больше опираться на equity (собственный капитал. – «Ведомости»), а не на кредит в своих проектах, я абсолютно с этим согласен и абсолютно не понимаю, как это сделать в текущих условиях.
– Когда началась дискуссия по поводу ставки, у представителей Банка России один и тот же тезис мигрировал из выступления в выступление: закредитованный бизнес – это неэффективный бизнес. И в целом нужно стараться уходить от кредита как от источника финансирования. Есть фондовый рынок, говорит Центральный банк. По вашему мнению, «закредитованный бизнес» равно «неэффективный бизнес» или?..
– Просто мы словом «закредитованный» обычно обозначаем не бизнес с высоким уровнем долговой нагрузки, а бизнес, который не в состоянии ее вывезти. То есть там, где объем долгов не получается обслужить при текущих ставках. Вообще, бизнес, у которого нет кредита, – это странный бизнес, на мой взгляд. Если мы говорим про достаточно крупный бизнес, который может приносить больше «добавленной стоимости», чем депозит в банке, то он должен брать этот кредит.
Вы меня извините, но при таком уровне геополитического риска, при таком уровне нестабильности и турбулентности, при неработающих институтах внятной защиты прав собственности – какой инвестор пойдет что-то покупать на бирже? Сейчас происходит определенный набор корректировок прав собственности, в том числе на ряд предприятий в стратегических отраслях, где акционеры или менеджмент действовали вразрез с долгосрочными интересами страны. Например, я купил их бонд. Они были на бирже, у них все было хорошо. А теперь мне говорят: «Подождите, кто же эту облигацию выпускал? Ее выпускали нечестные, неэффективные, неправильные менеджеры и акционеры, у которых мы все уже давно забрали и которые вообще на это не были уполномочены». Я говорю: «Очень хорошо, можете их посадить, казнить, расстрелять, чтобы другим неповадно было. Вы мне мой купон верните, или пусть новый собственник со мной продолжает рассчитываться». Вот это важно.
Зачем обычному акционеру, миноритарию, покупать на бирже акции, где то ли будут выплачивать дивиденды, то ли не будут, то ли будет расти стоимость, то ли не будет, если можно положить деньги на тот же волшебный депозит, где ставка будет восхитительна. И собственно, все, конец модели.
Какой фондовый рынок может работать в таких условиях? Только фондовый рынок суперновых тем. Технологический бум в последнее время мы видим в темах, связанных с беспилотниками, с искусственным интеллектом. С цифровыми платформами, которые благодаря тому, что их никто не регулировал, росли. Cложности окружения компенсировались тем, что здесь не было жесткой конкуренции иностранцев, а самое главное – что не стояло 15 человек с нормативами и регламентами. В этом режиме у них получалось расти быстрее, чем тем отраслям, которые жили в системе жесткой зарегулированности.
Я не говорю, что нужно взять все и отпустить. Мы не про анархию. Нам нужно защищать потребителей, граждан, интересы государства и общества. Но понятно, что, когда уровень контроля снижен, рост идет совершенно по другим законам. Это другая физика. У маркетплейсов была и есть возможность расти и двигаться вперед без или с ограниченной оглядкой на экономическую ситуацию в макроэкономике. А у всех остальных – нет.
– В нацпроектах есть цель, связанная с ростом фондового рынка до 2030 г. Одно из направлений – вывод на биржу государственных компаний. Вы как инвестор заинтересованы в покупке акций таких компаний? Кого бы вы купили?
– Единственную компанию, которую бы купил, я уже купил. Я говорю про «Сбер». Правда, он не государственный, а окологосударственный. Больше пока никого не покупаю и покупать не стану по следующим причинам. У меня нет как у инвестора представления о том, насколько предсказуемым будет финансовый результат таких компаний и как на основе него будет приниматься решение о выплате или невыплате дивидендов. То есть о том, ради чего эти бумаги покупают.
Мы в свое время предлагали новый инструмент Royalty-based bonds – гибрид между облигациями и префами, привязанный к выручке предприятия. Если государственные компании выпустят такие бумаги, я их куплю. Я понимаю, что РЖД будет возить пассажиров, тариф будет индексироваться в соответствии с прогнозируемой логикой, инфляцией и т. д. Я понимаю диапазон своего риска. Скорее всего, если я буду делать ставку на те компании или те сектора, которые мне понятны, я смогу обыграть инфляцию этими бумагами.
Источник: Ведомости
